Однажды мы взяли волчат на прогулку по незнакомым местам. Прогулка вышла неудачной. Каждый был полон тревоги и неуверенности, особенно если приходилось быть ведущим. Мистер Север без конца скулил. Когда я стала на колени, он подошел и уткнулся мне мордой в ладони, жалуясь на все и вся. Но, снова попав в знакомую местность, волчата умолкли. У мистера Севера была приятная повадка, которой я еще не замечала у волков. Во время прогулок он постоянно что-то бубнил, словно поддерживая разговор, и я поняла, что негромкие звуки общения, издаваемые волчатами, создают в стае атмосферу интимности. Я стала подражать им. И вот как-то раз, когда я этак «общительно вякала», мимо меня, поглощенный собственными делами, пробежал мистер Север, и я была глубоко поражена тем, что общительный волчишка нашел время ответить мне коротким мышиным писком. Такой же писк обычно издавал Курок, неожиданно сталкиваясь с нами.
Ветер тревожил волчат не меньше, чем Курка и Леди в период их младенчества. Однажды выдался день — барак гремел, как морское сражение. Мы не слышали друг друга и лишь видели, как шевелятся наши губы. Ветер дул с равномерно-свирепой силой, затем еще усилился. Пол барака заходил ходуном, кастрюля на печке заплясала. Часть ограды загона завалилась, и мы вышли подпереть ее. Волчата сидели в норе и тревожно выли. Затем все вылезли поиграть с нами, за исключением мистера Севера. Он выглядывал из своего подземелья и выл не переставая. Лишь когда я наклонилась и погладила его по голове, он затих. Можно лишь гадать, какое утешение могли предложить им родители.

Теперь я прямо-таки блаженствовала, получив ответ на казавшийся неразрешимым, давно томивший меня вопрос: какие могут быть иные типы волчьей индивидуальности, кроме тех, что были воплощены в Курке и Леди? Ведь бессмысленно «сочинять» волчью индивидуальность, исходя лишь из собственных домыслов. Был и другой вопрос, ответ на который, впрочем, я твердо знала: может ли быть на свете волк чудеснее Леди?

Двое из волчат, мистер Север и мисс Алатна, очень напоминали нам Курка и Леди. Север подобно Курку был барственным типом волка — боязливого и вместе с тем склонного к роскоши. Он часто подходил к нам на прогулках и просился на руки, а надо заметить: он был крупным волчонком. Мы несли его с минуту, и он болтал в воздухе задними ногами. У нас вошло в обычай помогать усталым волчатам спускаться с горы, и мистер Север никогда не забывал прокатиться «верхом». Из всех волчат он был самым крупным и подбористым.

Зато мисс Алатна была самой очаровательной. Среди мягкой шерсти на лбу у нее был завиток. Прыгала она на целый фут выше, чем остальные волчата. Подобно Леди она любила «попеть» и даже умела немножко танцевать. Последнее повелось у нее от забавной привычки, которую она приобрела в детстве, пока подрастала. Выглядело это так. Выхлебав свою миску молока, Алатна вытирала измазанную молоком мордашку об ухо ближайшего соседа, а затем с довольным видом обсасывала ухо, не желая терять ни капли молока. Этой участи подвергалось ухо каждого волчонка, только не ее собственное. Особенное удовольствие она получала, если при этом можно было припасть к земле и мерно колотить по ней лапами, но в случае необходимости она могла и преследовать недовольного владельца уха по всему загону. Этот «танец сосунка» она исполняла каждый день в тот радостно-великий момент, когда раскрывались ворота загона. Алатна стояла возле входа и мерно шлепала лапами по земле, как сосущий котенок.

В тундре подобно Леди она была бесстрашна и весела, полна задора и изобретательности и всегда верховодила. Алатна и Север, наиболее одаренные из волчат, держались парой. Очевидно, это выходило у них само собой. Нас страшно интересовало, выдержит ли их «помолвка» испытание временем, дотянет ли до брачной поры. Как бы там ни было, волки действительно способны связывать себя определенными «обязательствами» на поразительно долгий срок. Волки вообще легко проявляют свои чувства, но эти двое были особенно любвеобильны. Как-то днем, вернувшись с долгой прогулки, мистер Север прилег отдохнуть на плоской каменной глыбе (волки любят возвышения). Алатна мигом притулилась к нему, а немного погодя приподнялась и быстро поцеловала его в морду.

Три других волчонка олицетворяли для нас совершенно новые типы волчьей индивидуальности. Мисс Киллик была большим, бесхитростным, сердечным, отзывчивым волчонком, неревнивым и нетребовательным. Она представлялась мне своего рода загадкой именно потому, что в ней не было характерной черты, за которую можно было бы ухватиться. Но как раз с нею мне было суждено пережить впоследствии интереснейшее приключение: она смирно стояла передо мной, а я вытаскивала из ее морды иглы дикобраза. Немного погодя она подбежала и поцеловала меня.

Мистер Барроу был прямой противоположностью мистеру Северу, барственному волку. Кряжистый, широкий в кости агрессивный Барроу поначалу задавал тон всему сообществу. Угрожающе вырастал он над мисс Тундрой, горизонтально вытянув заостренный, мелко подрагивающий хвост. После того как мы выправили положение с помощью поилки, дававшей волчатам равные шансы при кормежке, и мисс Тундра перестала быть самой слабой, а мистер Барроу — самым сильным, — после этого, как ни странно, или, скорее, вполне закономерно, Барроу превратился в вечно недовольного волка.
Загадкой среди волчат была мисс Тундра. Это была трезвая, сдержанная и нежная натура. У нее было совершенно необычное, добродушно-насмешливое выражение «лица» благодаря серым «очкам» и поднятым вверх уголкам рта. Если вопреки всем уверткам и барахтанью нам удавалось взять ее на руки, она в конце концов с удовольствием «ехала верхом», либо мягко поднимала лапу в знак того, что воспринимает все это не иначе как с иронией. С остальными волчатами у нее были весьма странные отношения. Мы даже склонны были полагать, что она недолго прожила бы в естественной среде. Она была, что называется, белой вороной. Случалось, мы брали ее на руки или — изредка— приводили в барак, который пока что оставался пугалом для волчат, и, когда она возвращалась в загон, волчата, соблюдая весь церемониал встречи, наваливались на нее, подминали под себя и единодушно кусали в течение нескольких минут, как бы желая начисто вытравить из ее шерсти дух того чуждого и неведомого, с чем она соприкоснулась. Похоже, это нравилось ей — на первых порах. Она была загадочная натура.

23 августа мисс Тундра расцвела. За какие-нибудь пять минут она неузнаваемо изменилась, и я до сих пор не пойму почему. Крис сказал: «Она просто решила, что жить весело». То был еще один пример волчьего преображения.

Дело было так. Мы в полном составе гуляли на наших излюбленных песчаных отмелях. Все волчата, кроме Тундры, убежали вперед, мы с нею остались одни. Я сделала вид, что копаю нору. Она не убежала, а подошла ко мне, внимательно посмотрела в ямку и принялась копать с другой стороны. Я шлепнула ладонью по песку и выбросила вбок руку — этот жест я часто пускала в ход раньше, играя с Курком и Леди. И Тундра поняла меня — начиналась игра, начиналась забава. Ее глаза засверкали, и она ответила мне таким же жестом. Затем она бросилась бежать (вот и все, подумала я), но тут же примчалась обратно и перескочила через меня. Я поднялась на ноги и, как на пружинах, прыгнула на нее. Она отскочила и прыгнула на меня.

Заслышав смех и возню, остальные волчата бросились к нам. Впервые в жизни мисс Тундра произвела впечатление на всю стаю. Ее грива и мех на лапах распушились, она словно проснулась. Удивленный и обрадованный Крис тоже был тут как тут. «Да ведь она красавица, если не спит на ходу», — сказал он.

Тундра наморщила нос и щелкнула зубами, повернувшись к волчатам. Она вся была как наэлектризованная. Она преобразилась. Схватив кость, она помчалась прочь, я — за ней. Начиная с этого дня мисс Тундра была дерзка, весела и решительна. Алатна была самой прелестной из волчиц, которых мы знали. Мисс Тундре суждено было стать самой чудесной.

— взять хотя бы улыбку, — так и посредством звуков, начиная с воя большой компанией и кончая негромким общительным вяканьем. Им даже свойственно добиваться желаемого в первую очередь голосом, а не зубами. Взрослый волк может попросить вас не отнимать его собственность, а вы в свою очередь можете обратиться с просьбой к нему. Взглянув вам в глаза, он не будет настаивать на том, что вам не нравится, и как бы с безразличным видом отойдет.
Волки обладают тремя важными качествами, дающими им возможность жить в мире друг с другом: общественно-заостренной чуткостью (удивительной внимательностью к общественно-значимым мелочам), общественно-направленной отзывчивостью и тем, что мы обычно называли щедростью диких животных. Мы поняли, что с последней особенностью волчьей натуры дело обстоит гораздо серьезнее. Это не просто щедрость, а чувство общественного долга. Все новые его проявления мы наблюдали и впоследствии, по мере того как подрастали наши волки, но уже сейчас мы можем привести в качестве примера двух волков, самца и самку, которые не медля взяли на себя обязанность кормить и защищать от нас не ими рожденных волчат.

Аналогичным образом волки ведут себя и в отношении собачьих щенят. И для них они отрыгивают мясо. Наш будущий питомец, волк-самец Проныра, похитил щенка не для того, чтобы убить его, а для того, чтобы вскормить. Волки страшно любят малышей.

Волки способны и на сочувствие животному в беде, пусть даже они ничем не могут помочь ему.
Вновь полученная нами собака была посажена на цепь и скулила. Всю ночь рядом с нею находился волк, который тихонько подтягивал ей.
Молодая собака заблудилась на дневной прогулке. Находившийся с нами волк подбежал ко мне, поднял морду и завыл мне в лицо, потом стал рядом и начал оглядываться вокруг, время от времени призывно воя. Когда собака показалась вновь, волк бросился к ней и вне себя от радости стал целовать ее.

Труднее всего человеку понять ту особенность волчьего поведения, которая составляет его «видовое свойство». Волк мягкосердечен. Он не благороден, не труслив, он просто-напросто не боевое животное. Курок и Леди не защищали волчат от Тутч. Родители не защищали волчат от людей, выкрадывавших их из норы. Впервые увидав собачью драку, Алатна пришла в страшное смятение.
Она хотела положить конец драке и тут, если можно так выразиться, «запнулась»: как это сделать? В конце концов — пусть это прозвучит невероятно— она оттащила зачинщика за хвост! (Обладающий общественно заостренной наблюдательностью волк всегда знает точно, кто затеял драку.)

В разумно устроенном мире эти миролюбивые хищники могли бы стать желаннейшим объектом изучения для человека, пытающегося разучиться воевать. Почему же тогда люди ненавидят волков и стремятся уничтожить их? Уж не по той ли самой причине, по которой они стремятся уничтожать себе подобных?

Погрязающая в противоречиях обезьяна не хочет отступиться от своей гневливости, но в то же время желает быть справедливой. И присяжные волконенавистники — это выражение принадлежит Олаус Мюри — спекулируют на этой нашей слабости. Не волки представляют опасность для животного царства, а оргии волконенавистничества. Волки же сами по себе всего лишь балансирующее приспособление в механизме природы.

У волка, как и у пумы, другого крупного хищника Американского континента, долгое детство. Родители остаются с молодым волком примерно около года (пума со своими детенышами— два года).
Каков был «правильный» выход из ситуации, «неправильной» с самого начала — с того момента, когда волчат выкрали из норы.
Курку вскоре предстояло быть убитым ради вознаграждения в пятьдесят долларов. (Леди могла считать, что ей повезло.)
В результате бессмысленного отравительства погиб такой замечательный волк, как мисс Тундра. (В ближайшие месяцы нам довелось лучше узнать ее.) Система дальнего обнаружения, дотоле казавшаяся фикцией на бумаге, катила свой фронт все вперед и вперед, уничтожая первобытную природу и диких животных; это было самое широкое и
самое основательное вооруженное вторжение из всех, какие когда-либо предпринимались человеком в хрупкой арктической зоне жизни.
Из тысяч людей, что прибывали сюда на сотнях самолетов и судов, едва ли находился один, не жаждавший убивать. Убивать белых медведей, моржей, песцов, волков — словом, убивать все, что только движется. Небольшой самолет не может сесть в сумерках на торосистом льду, но все равно — стреляй по медведю. Дело сделано — медведь уползает раненый.
Построенный нами с таким трудом барак станет притоном для охотников на волков. Мы будем жалеть, что, уходя, не подожгли его. Но мы были связаны обязательством.

С чудовищным стоицизмом волков, признающих безнадежность борьбы, наши любимцы вытерпели САМОЛЕТЫ И ПОЕЗДА. Север спокойно лежал на руках нашего друга Целии Хантер, когда ему делали укол — предписанную законом прививку от бешенства.

Случались и смешные эпизоды, но наши сердца разрывались от горя. Вспомнить хотя бы меловое лицо и каменное оцепенение главной медсестры денверской больницы, когда я захотела провести мистера Севера к доктору Олаус Мюри, известному биологу, знатоку диких животных, которая находилась в этой больнице на излечении.
Или нервозно-гордое заявление доброго старого проводника в багажном вагоне: «Мне сроду не приходилось брать на свое попечение волков».
Он держал дверь вагона открытой, чтобы этим густошерстым тварям, которые сидели теперь каждый в отдельной клетке, не было жарко. Он прикрывал клетки газетами: «Мне кажется, тогда они немножко едят». На одной долгой стоянке, проводя мимо клеток рычащую Тутч, мы слышали, как он авторитетно объяснял другим проводникам: «Это их нянька».

Что касается Тутч, которая совсем по-волчьи ни разу не была в течке за два года своей жизни, то она запустовала у нас в купе. На холодном рассвете 23 октября мы сгрузили клетки с нашего джипа у хижины в горах Тэрриол, привязали волков под открытым небом и, поспав несколько часов, принялись строить для них первый загон.

Ценой огромных усилий мы соорудили Домашний загон, затем Дворовый загон, жили вместе с волками в Хижине краба.

И наконец, Большой загон.

Для волков это было ничто, нас это разорило.

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА ТЕМЫ

МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ БЫЛО ЛЕДИ, И ХОТЕЛОСЬ, ЧТОБЫ ОНА РОДИЛА ВОЛЧАТ ОТ КУРКА...

НАДЕЮСЬ МНОГИМ ТЕПЕРЬ СТАНЕТ ПОНЯТНА МАЛАМУТСКАЯ ДРУЖБА, ВЕРНОСТЬ И ЧЕСТЬ... ПРИРОДНАЯ МУДРОСТЬ И ПОВЫШЕННОЕ ЧУВСТВО СОБСТВЕННОГО ДОСТОИНСТВА АЛЯСКИНСКОГО МАЛАМУТА....