Было непривычно наблюдать, как здоровенный детина, которому казалось, сам черт не сатана, как то загнанно, испуганно заозирался по сторонам, запустил пятерню за воротник, поскоблил пальцами шею, дернул ноздрю нервно и, вздохнув, посмотрел на Дудина.
- Понимаешь, дрянь всякая снится. Страшно ажно.
Архипыч молча слушал. Славка ждал, что он хотя бы сочувственно закивает головой, или, на худой конец, ободряюще хлопнет его по плечу, мол, «не дрейфь, давай, молоти дальше», а собеседник молчал. Масарин крякнул с досады .
- Во-о-от!- протянул он в раздумье.
- Снится, будто налетела на страну свора голодных волков и рвет ее несчатную, как оленя , на куски. Меж собой грызутся, кому кусок жирнее да полакомее. А народ собрался вокруг и безропотно наблюдает за этой вакханалией. Попробуй - встрянь. А ну как у самого куски мясца полетят под острыми клыками. А волки, что бы не мешал никто, стаи псов призвали на охрану. Чуют, что терпение то у людишек на исходе. Не дай Бог, куски лакомые, что урвать успели, с помощью вожаков, быдло народное отобрать решит. И ходят псы цепные кругами, слюну с клыков свесили, и сами себе добычу из оставшихся объедков присматривают.
Славка остановился и посмотрел на Архипыча. Дудин, хмуро насупив брови, теребил травинку. Не поняв, осуждает ли, а может наоборот, захвачен рассказом старший товарищ, Масарин продолжил:
- Пиля, вон, говорит – фантастику мне писать надо. А я этих видений боюсь. Тут не о ручке думать хочется, а как бы огромный ластик взять, да все стереть без остатка. Ведь такое видится…
Он опять рыскнул взглядом по Дудину.
- И строя нашего уже нет. Все порушено, а построить новое путное- тямы не хватает. Ты возьми, что явно худое в прошлом, откинь, сооруди на этом месте новое, добротное. Но хорошее то из этого прошлого - возьми в будущее. Зачем же все под одну гребенку чесать, все вымарывать. И ходит народ- деградированный.. Учеба вниз пошла. Нашли умника. Поставили рулить, он и потопил лодочку знаний. Были самыми грамотными, самыми читающими, а стали беспризорно-бомжовыми. Спасибо, барин. В тридцатые – колосок упер с поля, жди кожаные тужурки. А в моих видениях- отрасли разворовывают, уничтожают, - их снимают с должностей, и к другой кормушке пристраивают. Страшно в том мире жить. С чего ерунда такая в голову мне лезет, а, Архипыч?
Дудин сунул травинку меж зубов, пожевал ее.
- Ты когда- нибудь задумывался,.. вообще, можешь ли ты осознать все то, что на сегодняшний день на Земле свершается? Как мы живем?
Славка пожал плечами, но тут же понял, что вопрос прозвучал в рассуждении самого Архипыча, и ответа не требует.
- Светит солнце- хорошо! Сыты, обуты! Отлично! А вот если однажды проснуться, а солнца - нет!? Не то, что за тучкой скрылось на время или зима полярная поселок обняла, а вообще. Мрак вечный. Темень… Холод в душе…У меня лично… Или другое возьми: Сияние лучей…Полет в пространстве… Свобода, радость, любовь! Любовь - кругом! Во всем… И рядом и далеко… И счастье несказанное… Вот – дом родной, куда душа стремится. Не этого ли мы ждем? Что выбрать? Что бы душа проснулась или мрак? Туман бездушия, черствости жрет нас! Страшно! Вот последствия этого тумана и видятся тебе, сынок!
- Да-а! – протянул Славка, так внимательно рассматривая пожеванную травинку, брошенную Дудиным, будто увидел археологическую находку и, тряхнув головой, хмыкнул:
- Хм! Чудно-о! Вот вроде дураком себя не считаю, а что -то не пойму я тебя, Архипыч! Причем здесь душа? Я тебе про Фому, а ты мне - про Ерему. Сны – то, вон какие мне видятся. Роятся осиной кучей перед глазами. Страшно мне. И за себя, и за то будущее. А вдруг правда из невиданного приходит?
- Ты укроти свой разум. Отбрось сомнения. Думай о любви. Ты же - молод! А любовь является высшим чувством, истоком мироздания. Любовь спасет нас от разрушения. И физического , и душевного.
Дудин отечески похлопал Славку по плечу, оперся об него и медленно поднялся.
- Прислушайся, почувствуй сердцем. Оно подскажет, что сейчас для тебя важнее. О фантазиях дальних беспокоится, или здесь, близко, о чистоте душ не чужих тебе людей побороться!
Он посмотрел на заклубившиеся в высоте облака и, сгорбившись, шаркающей, волочащейся походкой, пошел к столовой.

******* ******* ******* ******* *******
То, что я не вовремя появился на пороге «командирского» балка, мне стало понятно, когда я, по привычке, резко распахнул двери и напоролся на вежливую перебранку.
- Это не оздоровительный пансионат, Владимир Иванович! Это- геолого-разведочная партия!
- Ну, слишком уж официозно громко. Это – полевой лагерь партии, а в нем – люди, Валерий Семенович!
Дверь я ,конечно, прикрыл, но любопытство побороло совесть и мое подлое ухо продолжало внимать словесную пикировку руководства.
- Все равно, я категорически против всевозможных футболов. Работать надо. Экспедиция план ждет. Кузьмичу отчет в Магадан отправлять надо. Он уже Самому намекнул, что Рывеемская линия – разбита.
- Стоп, стоп!- загремел отодвигаемым столиком Потокин,- Вот они причины гонки!
- Все, Владимир Иванович! Давайте не будем копья ломать. Успокойтесь! Начальник здесь –я, и я сделаю все для выполнения поставленных задач. Поймите правильно, это- моя первая полевая вылазка. Я не хочу, что бы она была комом.
Половые доски тяжко застонали под ногами Потокина. В лагере все прекрасно знали, что прохаживаться взад – вперед «батя» начинал при наивысшем раздражении.
- Милейший и августейший, Валерий Семенович! Еще не известно, что обернется для Вас комом. Лучше на неделю позже в трубы протрубить, чем из отряда сделать лагерь бродячих теней. Да и вряд ли они будут бродить. Они падут, как загнанные лошади.
… Назначение Тубасова братва восприняла в штыки. Кроме «бати» племя не признавало над собой никакого начальства. Щеголя попросту игнорировали. За что и получили взбучку от Потокина.
- Вы что ж, мерзавцы этакие, устроили?! Семеныч – то причем? Не подсиживал же он меня – приказ вышел. Помочь ему надо, а вы, как дети. Ей Богу!
- Так ведь, Иваныч! – сунулся к Потокину с объяснением Потапыч, но «батя» махнул на него рукой.
- Все! Прежде всего- дело! Толковый лозунг, призадумайтесь на досуге. Одно скажу напутственное: аккуратнее, братцы. Не рвите жилы!
Жилы рвать начал он сам. После смещения Иваныч взялся за теодолит, освободив от совместительства нашего любимого повара. Из поля не вылазил и, к концу недели он , буквально, валился с ног.

***** ***** ******* ******
О письме шептался весь лагерь. Судачили всякое. Видели, какое впечатление произвел неприметный , обычный конверт на Масарина. Славка как будто напоролся на кулак тяжеловеса, воткнувшись в буквы послания.
Письмо было написано незнакомым почерком, и рука была ,явно, женская. Славке никогда не писали женщины. Нет, конечно, если не считать мать. Опять стоп. Было один раз письмо от одноклассницы. Но это было давно и Славка уже и забыл, какой почерк у Ленки. Может быть и этот конверт подписан ее рукой?
Славка надорвал бумагу и вынул аккуратно согнутый листок .Красивыми, округлыми буквами броско кричало приветствие ему, Славке Масарину.
« Здравствуйте, Слава! Нам еще предстоит только познакомиться, но, пообщавшись с Вашими родителями, я убеждена, что Вы – мой родной брат, которого мы, вынужденно, потеряли во время войны…»

******* ******* ******* *******
Ради такого события начальник расщедрился на чарку спирта. Сестры находятся не каждый день, да и Славку надо было вывести из состояния ступора. Обжигающая влага провалилась в глубины ослабленных работой организмов, тепло и щемящая истома обволокли разомлевшие тела. Откуда-то из непознанных высот упала идея написать сестренке ответ.
Шедевр общественного труда был тщательно проверен «батей» и принят к отправке.
- Подумать только, председатель горисполкома. А я – бедный родственник,- сокрушался Славка.
- Обидно. И писануться то нечем. Хоть бы какой то заплошалый снимочек в газете – передовик – вездеходчик Вячеслав Масарин.
- Заслужи – пропечатают. По труду и честь!- перекусывая нитку, заметил Потапов.
- А я не заслужил, да? Как проклятый сутками рычаги дергаю и что? А почему не наоборот,а? Почему не по чести- труд? – разгорячился Славка.
- Как ты на такой оборот смотришь?
Потапов криво усмехнулся, разгладил шов на рубахе.
- Авансом, значит ?
- А что? Почему другим можно, а мне – Ваньке деревенскому , нельзя? – завелся Масарин.
- Ну, кому можно, кому – можно? – успокаивая его, приобняла за плечи вездеходчика Светлана.
- И тебе- можно.
- Да ты ж посмотри газеты! Экспедиция Шпаро! Ах, герои! На собачках едут! От поселка к поселку.И везде им прием горячий , лежбище теплое. На Полярном в пожарку забурились. Песики у входа клубками лежат, а герои Севера спирт с местным населением халкают. Да потом фото на память. А ты Архипыча спроси, как он пешодралом всю эту тундру пропахал. Как утром не просыпались в палатках его товарищи, потому не было им теплого лежбища.Не было тогда еще гостеприимных поселков. Но хоть строчку о них, первопроходцах, кроме как в местном брехунке, ты прочел? Да и то, славят то кого? Шишкарей, что приказы штампуют! Зато багаж годов работы есть, аж с азов. Тожить- ге-ерои! Лишь Ванька сирый, прет и прет за « нужно» государству! Обидно. Разучились у нас того, кого надо- чевствовать! Кто поближе- на виду, того и хвать!
Славка отбросил сломанную папиросу и быстро выскочил из палатки, оставив висеть в воздухе тяжелую тишину.
- В чем то он прав, мужики! Не во всем, конечно, но истиною пахнет. Как там Шпаро принимали, герой он или нет – дело десятое. А вот то, что в почете тот, кто на глазах у начальства юзом ходит зад отставив, это – да!- нарушил молчание Потапов.
- Пиля! Сгоняй за Славкой. Спать пора.

**** ***** ****** ***** ******
С утра туман укутал тундру плотным одеялом. Промозглая пелена обмывала влагой вездеход и текла дымчатыми струями по геологическим костюмам.
У Потокина ночью поднялась температура. Организм устал. Он требовал передышки. Он кричал хозяину: Пощади!
- Ребят! Вам сейчас в поле ехать не стоит, - вышел к вездеходу Иваныч,- Подождать надо, туман спадет и двинетесь.
Тубасов нервно дернулся в сторону Потокина.
- Владимир Иванович! Разве это туман? Вон – видно черт знает до куда.
- Ну и до куда черт знает? – огрызнулся « батя».
- Час, другой большой роли не сыграет. Что нестись в муть?
Дудин подошел к Славке,взял за рукав.
- Не ври, говори открыто. Можно ехать или нет?
Масарин вежливо отстранил руку Архипыча, залез в кабину, протер рукавом стело, посидел, подумал, вылез и подошел к Потокину.
- Бать! Бог не выдаст – свинья не съест. По маленьку двинемся, а?
«Батя» задрал голову на Славку. Он видел, что Славке не в моготу сидеть в лагере. Что ему хотелось вырваться на простор и там, отдавшись бескрайней тундре, объятому болотным запахом , забыться, отстраниться от своих дум. Окунуться в работу.
- Семеныч, так что? – обернулся Потокин к Тубасову.
- Мое мнение не изменилось,- с нескрываемой обидой на геологов, идущих за советом к Потокину, а не слушающих приказ начальства, ответил Тубасов.
- Ну что жь. Пусть так! Не лихачь, прошу. Аккуратней.- хлопнул Потокин Славку по плечу.
Дудин сел в кабину со Славкой. Разместив в кузове аппаратуру на боковые скамейки расселись мы. Не довольно фыркнул застоявшийся движок, потом, обрадованный новой порцией доброй солярки, заурчал сыто, лязгнули гусеницы и вездеход тихо тронулся в пелену.
- Да, ехать на ощупь, не благодарное это дело,- вглядываясь в, плывущую под днище ,тундру протянул Славка.
- Ни хрена не видать!,- он бросил рычаги,- В пору» Ау» орать. Куда направляться? Ни ориентира, ни че-го!
Масарин выпрыгнул из вездехода, подошел к брезентовому пологу, закрывавшему вход в кузов.
- Как дела, братва? Не притомились ноженьки и зады? Можно размяться.
Словно горошины из спелого стрючка мы высыпались на траву. Размяться было не лишним. Сидеть в кузове – занятие не из самых приятных .Тем более, если средний проход заставлен ящиками с аппаратурой. Ноги приходится задирать выше ушей, ставить их на ящики. Онемение конечностей наступает довольно быстро, вынуждая постоянно ворочаться туда- сюда.
Славка прошел вперед метров на сто, осмотрелся.
- Архипыч! Там, правее, скорее всего Голец шумит. Метров с двести будет. Значит, нам надо левее забирать.
Дудин достал карту, покрутил компасом, посмотрел на обнявшее вездеход молочное пространство.
- Думаю, ты прав! Судя по всему, еще километров сорок не доехали. Давай, трогаем по малу.
- Эй, народ! По коням! – крикнул Славка и мы без особой охоты полезли на свои места.
- Я хотел тебе сказать, - неуверенно начал Архипыч, не глядя на Масарина, и поперхнулся словами.Закашлял.
- Ты чего, Архипыч?! – отпустив рычаг, похлопал Дудина по спине Славка.
- Разговор у меня к тебе не простой, - продолжил Архипыч
- Говори, - хохотнул вездеходчик.
- Короче! Тот офицер, что на железнодорожную насыпь тебя положил, это –я.
Славка резко ударил по тормозам. Ему , как только прочел письмо сестры, мнилось, что он скажет человеку, который разлучил его с родней. Он строил умную и гневную речь. Он хотел выплеснуть всю обиду, за недополученное родительское тепло, разнести в клочки этого человека. Вот он сидит рядом. В твоей власти весь. Что же ты, Масарин?А у Славки загуляли в голове иные мысли. Может, благодаря ему, этому иссохшему Архипычу, он, Славка Масарин, остался жив. Ведь неизвестно еще, как сложилась бы судьба его там, в изгнании. И тепла родительского, пусть и не единокровных, но очень добрых стариков, он получил сполна. Любили его и холили эти люди, как родного сына. Ни на миг у него не возникала мысль, о том, что живет он у чужих, не родных.
- Ты знаешь, Архипыч! Нет у меня слов нужных. Давай отложим беседу на потом,- с трудом построил фразу Славка. И , не дожидаясь ответа, тронул вездеход вперед.
Туман слегка просел. Прорывы в пелене стали попадаться чаще, и Славка добавил скорости. И так потеряли уйму времени. Вездеход уверенно рвал гусеницами податливый ягель. Он на мгновение завис в воздухе, вылетев с отвесного склона , клюнул маленьким носом в болотные кочки, задрал кузов в небо, и медленно упал плашмя на спину. Ему не хотелось умирать. Он отчаянно гнал отполированные траки, пытаясь ухватиться ими за бесплотный воздух, опрокинуться в привычное состояние и вынести своих седоков из болота. Трясина довольно чавкала, предвкушая сытный той. Давно не было у нее столь крупной добычи. Когда еще те мамонты насытили ее и все, с тех пор – голодное прозябание. Машина медленно уходила в топь.
Славка очнулся быстро. Вездеход успел уйти в жижу едва – едва. Даже нос его еще не погрузился полностью. Дудин ударился головой и опрокинулся в Славкину сторону без сознания. Масарин с трудом, превозмогая боль в возможно сломанной ноге, сделал попытку продвинуться к Архипычу. Не сразу, но ему это удалось. Он обхватил Дудина своей огромной ручищей и потянул к себе, перевалил тело через себя, откинул вверх дверцу и вытолкнул Архипыча из кабины. Отдышавшись, подтянул на руках самого себя к выходу и вывалился на кабину. Дудин застонал. В кузове стонали геологи.
- Щас, братцы, щас! – перводя дух, просипел Славка.
- Потерпи, Архипыч! Иду.
Масарин попытался встать, но тут же рухнул от дикой боли в ноге. Точно, перелом. Сжав зубы, он, полулежа, потянул Дудина к спасительной береговой тверди.
Я очнулся на берегу. Рядом со мной лежала Светлана. Как я ее вытащил и сам не помню. Наверное, повезло то, что мы сидели с ней у входа.
Славка рывками тянул Архипыча. Еще один толчок, и огромный пузырь, чавкнув на всю округу, лопнул на том месте, где только что барахтался Масарин. Воздух надсадно ухнул, и увлек за собой железное тело вездехода. Еще некоторое время лопались не крупные пузыри, но из вонючей жижы никто не появился.
Туман рыдал каплями влаги. А в прогалинах, там, в чистом , солнечном небе, смеялись трелями малые пичуги. Жизнь текла.